Валерий Попов
НАКОНЕЦ-ТО!
1. Она говорила

 Первый.
 Первый жених - грузин был, Джемал. Все ходил за мной, глазами сверкая.
 Однажды, когда я плохо еще его знала, пригласил как-то меня к себе в гости.
 Ну я тогда дура дурой была, поехала.
 Сначала все красиво было, даже чересчур: виски "Блэк энд уайт", пластинка "Данс ин де 
дак".
 Потом вдруг говорит:
- Сегодня ты не уйдешь!
- Почему?
- Я сказал - да, значит - да!
 Выскочила я в прихожую, гляжу: один мой туфель куда-то спрятал. Стала всюду искать, 
нигде нет.
 Он только усмехается:
- Ищи, ищи!
 Наконец словно осенило меня: открываю морозильник - туфель там! Быстро надела его, 
выскочила на улицу. Там жара, - а туфель пушистым инеем покрыт.
 Все смотрят изумленно: что еще за Снегурочка, на одну шестнадцатую?
 ...И при этом он был как бы фанатическим приверженцем чести! Смотрел как-то мой 
спектакль, потом говорит:
- Как ты можешь так танцевать? Зых!..
- Знаешь что, - говорю ему, - устала я от твоих требований, взаимоисключающих. 
Требуешь, чтобы я была твоей и в то же время абсолютно недоступной и гордой!
Отсутствие любого из этих пунктов в ярость тебя приводит. Представляю, как бы ты меня 
запрезирал, как бы разговаривал, если бы я что-то тебе позволила. А ведь пристаешь... 
Парадокс какой-то - башка трещит!
 Правильно мне Наташка про него сказала:
- Знаешь, он, по-моему, из тех, что бешено ревнуют, но никогда не женятся!
 Однажды заявляет:
- Ну, хорошо, я согласен.
- На что согласен?
- На тебе жениться. Только условие - поедем ко мне домой. Ходить будешь всегда в 
длинном платье. Что мать моя тебе скажет - закон! Зых! Смотри у меня!
- Нет, - говорю, - пожалуй, предложение твое мне не годиться.
 Изумился, - вообще, довольно наивный такой человек. Не понимает, как можно не 
соглашаться, когда он - сам он! - предлагает. 
- Плохая твоя совесть! - говорит. - Ну ладно, я все равно поеду. Мать нельзя одну 
оставлять! Это вы тут такие... А мы родителей уважаем!
- Конечно, - говорю, - поезжай. Раз тебе все тут так не нравится, зачем тебе мучиться? 
Поезжай!
 Уехал. Полгода примерно его не видела.
 Недавно иду я мимо думы, вижу: стоит величественно, кого-то ждет.
- Привет! - говорю.
 Кивнул так снисходительно - и все.
 
 Второй.
 А тут сам начальник отдела кадров своим вниманием осчастливил!
 В столовой подходит, жарко шепчет:
- Умоляю, - когда мы может встретиться?
 Я, удивленно:
- Вы что-то сказали, Сидор Иванович?
 Он, громко:
- Я?! Нет, ничего.
 И снова - сел поблизости, шепчет:
- Умоляю о встрече!
 Мне Наташка потом сказала:
- Смотри, наложит он на тебя руки...
 И вот однажды, поздним вечером, - звонок! Открываю - он.
- Разрешите? Решил полюбопытствовать, как вы живете.
 Гляжу с изумлением, какой-то странный он выбрал туалет: резиновые сапоги, ватник, 
треух, за плечами мешок.
- Сидор Иванович, - не удержалась, - а почему вы так странно ко мне оделись?
- Я уважаю свою жену, - строго говорит.
- Понятно.
- Подчеркиваю, я уважаю свою жену!
- Зачем же, - говорю, - еще подчеркивать. Но вы не ответили...
- Мне не хотелось ее ранить. Я сказал ей, что уезжаю на охоту.
- Понятно.
- Я уважаю свою жену, но я люблю вас, люблю до безумия!
 На колени упал, начал за ноги хватать.
- Сидор Иванович, - говорю, - успокойтесь. Вы же уважаете свою жену...
 Уселся. Стал душу передо мной раскрывать.
- Конечно, теперь я только чиновник...
 Я так понимающе кивал, хотя, признаться, не подозревала, что он,  оказывается, мог быть 
еще и кем-то другим.
- А я ведь тоже когда-то играл на сцене.
- Когда? - дисциплинированно спрашиваю.
- Ну-у-у... давно! В школе еще! Помниться, ставилась "Сказка про козла", и я играл в ней 
заглавную роль.
- А-а-а... помню, - говорю. - Ну и умница козел, он и комнату подмел!
 Кивает снисходительно:
- ...Ну и умница козел, он и дров нам наколол! Вообще, чем больше я живу, тем яснее я 
понимаю, что только прекрасное - искусство, хорошее вино, женщины - помогает нам 
сохранять бодрость духа, оставаться молодыми, - к такому я пришел выводу.
 "Ну и умница, - думаю, - козел, он и к выводу пришел!"
 Раскрыл мне всю свою душу и неожиданно прямо в кресле уснул.
 "Да-а, - думаю, - замечательные у меня кавалеры!"
 Часа через четыре просыпается, обводит комнату испуганным взглядом:
- Где я?
- Не знаю... - говорю, - видимо, на охоте.
 Тут вспомнил он все, встал:
- Жена моя, которую я безгранично уважаю, мучается, может быть, даже не спит, а я тут 
с...
 Расстегивает вдруг мешок, вынимает половинки ружья, составляет...
- Сидор Иванович, - говорю, - за что?
 Он бросил на меня взгляд - и скрылся в ванной.
 "Господи, - думаю, - не права Наташка, он не на меня, на себя может руки наложить!"
 Подбегаю, стучу. Распахивается дверь, величественно:
- В чем дело?
- Сидор Иванович, - говорю, - вы что... собираетесь выстрелить?
- Да!
- В... кого?
- Это абсолютно несущественно.
- Как?
- Я уважаю свою жену...
- Это я уже знаю...
- Если она обнаружит отсутствие пороховой гари на стволах - это может больно ее задеть. 
Где тут у вас можно выстрелить? 
- Не знаю, - говорю, - как-то тут еще никто не стрелял... Может быть в ванной?
- В ванной? - оскорбленно. - Ну хорошо.
 Снова закрылся, а я уселась в ужасе в кресло, уши ладонями закрыла. Тишина... Тишина... 
вдруг щелкает запор, Сидор Иванович вываливается.
- Ну почему, почему должен я перед ней отчитываться?
- Сидор Иванович! Ну вы же уважаете свою жену...
- Я то ее уважаю, а она-то меня - нет!
 Постоял, потом снова понуро побрел, ружье волоча, закрылся... снова вываливается:
- Ну почему, почему?
 Честно, утомлять стала меня эта драма. Полвторого уже, а завтра к восьми на репетицию.
 Стала в кресле дремать, вдруг: "БАМММ!!!" - я чуть в обморок не свалилась... 
Распахивается дверь, в клубах дыма вываливается Сидор Иванович, идет зигзагами по 
коридору, с блаженной улыбкой глядя в стволы:
- Ну, теперь все нормально... все хорошо!
 Упал. Звонки начались - соседи стали ломиться. Вызвали ему "скорую". А на меня с тех 
пор как на какую-то злодейку стали смотреть. А Сидор Иванович появился через два дня. 
снова шептал, чуть слышно:
- Когда встретимся-то?

 Третий.
 А недавно уже - вообще!
 Стою на платформе, встречаю одну свою приятельницу. Поезда еще нет. Вдруг вдали на 
рельсах появляется человек. Идет так упорно, голову набычив. Под навес вокзальный 
вошел, не заметил. Просто решил, наверно, что это ночь его в дороге застала. Дошел до 
тупика, где красные цветочки растут, встал удивленно, - потом понял наконец-то! Голову 
поднял, забросил чемодан на платформу - и ко мне:
- Скажи, девушка, прописка у тебя постоянная?
- Не знаю, - растерялась, - кажется, постоянная.
 Осмотрел меня, вздохнул.
-...Ну что ж, - рассудительно говорит. - С лица не воду пить! Дай адресок твой, может, 
зайду!
 Я в растерянности и в испуге сказала ему адресок. И все! Каждый день - прихожу 
вечером после спектакля - на ступеньках сидит. Встает, штаны сзади отряхнет.
- Зайду, девушка? (Именем так и не поинтересовался.)
 И вообще на слова был скуп. Больше все делами старался угодить - наколоть дров, 
зарезать свинью... Часа в два ночи обычно все хозяйственные дела кончал и шел пешком 
себе на вокзал.
 Сам на вокзале пока жил.
 ...Заявляется как-то, сравнительно веселый.
-  Ну! - говорит. - Решил я тебя, девушка, угостить!
 Обрадовалась, думаю: "Хоть в ресторан схожу!"
 Выходим. Проходим почему-то все рестораны. Приходим на вокзал. Заходим в зал 
ожидания. Говорит соседу своему по скамейке:
- Спасибо, что присмотрел!
 Берет у него свой деревянный чемодан, достает яйца, соль. Потом говорит:
- А-а-а, чего уж там!
 Вынимает бутылочку, заткнутую газетой, наливает какой-то мутной жидкости в стакан.
- Ладно уж, - говорит, - невеста как-никак!
 На другой день снова хмурый пришел, - как видно, попрекал себя за кутеж. Молча, ни 
слова не говоря, до глубокой ночи строгал что-то, пилил. Ни слова там и не сказав, ушел.
 И все - больше не приходил. Видно, не мог мне простить произведенный расход.

 Четвертый.
 Однажды открываю на звонок, стоит молодой красивый мальчик.
- Тебе чего? - спрашиваю.
 Он, глядя в сторону, говорит:
- Макулатуры.
- Ах, макулатуры! - говорю. - Пожалуйста.
 Вынесла ему пачку журналов, среди них несколько зарубежных старых журналов мод: 
"Вог", "Бурда". Гляжу, он эти журналы от пачки отделил, отдельно понес. Через несколько 
дней вдруг появляется снова.
- Еще таких журналов нет? - спрашивает.
- Есть, - говорю, - но дать их пока тебе не могу.
- Может, посмотреть тогда можно? - глядя в сторону, буркнул.
- Посмотреть? Ну, пожалуйста.
 Сел в кресло, стал картинки смотреть.
 Особенно жадный интерес у него джинсы вызвали.
- "Супер райфл" отличный... Ну, это обычные "слаксы". "Леви страус"... нормальные "Ли".
 Другие журналы стал листать... Габриель Гарсиа Маркес положительного отзыва его 
удостоился.
- Попсовый паренек! Да, - говорит, - нынче все дело в прикиде. Как ты прикинут, такая у 
тебя и жизнь!
- В чем дело? - удивилась.
- НУ, как вы говорите, в шмотках. А мы называем это - прикид. Без фирменного прикида 
никто и водиться с тобой не будет! - с обидой сказал.
 Наверное, был уже у него в этом вопросе печальный опыт.
 Спрашиваю у него:
- А у меня как джинсы, ничего?
 Посмотрела пренебрежительно:
- "Лассо" - это не фирма.
 Потом стал пластинки перебирать, - снова оживился:
- " Дид папл"! "Статус кво"! Я думал, в нашем доме одни козлы живут, - вот уж не 
ожидал, что у кого-то "Статус кво" окажется.
 Поставил, долго раскачивался в такт.
 Потом говорит:
- Вообще, клево у тебя - журналы, диски... А главное, есть о чем поговорить... А 
"Энимелз" у тебя случайно нет?
- "Энимелз"? Это, что ли, звери по-нашему? Кошка вот есть.
 Усмехнулся снисходительно:
- "Энимелз" - это группа такая! Все-таки слабо ты сечешь.
 И так мы с ним беседовали, - проникся он ко мне доверием, довольно часто стал 
приходить. И каждый раз рассказывал доверительно, сколько у него на джинсы уже 
скоплено и вообще какие потрясения происходят на этом фронте.
- ...Сговорился с одним - за рубль десять (на их языке это сто десять, как я поняла), - 
отличные "Ли". Собрал, прихожу - он полтора просит! Прям не угнаться за ценами, где-то 
еще надо четыре червонца доставать!
- Ты, - говорю, - прямо как Акакий Акакиевич!
 Говорит пренебрежительно:
- С козлами не вожусь.
 Посидит так, порассказывает, потом встает:
- Дела!
 И вдруг исчез. Как оказалось потом, просто достиг своей цели и я уже была ни к чему.
 Встретила его случайно на улице - в джинсах! Сухо мне кивнул из компании таких же 
пареньков возле метро... Ясно! Проник в высшие круги.
 И долго потом его не видела. Однажды только - звонок, появляется какая-то женщина, 
как я поняла, его мать:
- Это ты его загубила! Шестую ночь дома не ночует!
- Осторожней! - говорю. - У меня он не только что ночью, даже днем никогда не ночевал.
- Будь ты проклята! - плюнула.
 "Вот так история", - думаю.
 Потом забыла совсем об этих делах. Однажды ночью - телефонный звонок:
- С вами из больницы говорят... Кулькова знаете?
- Кулькова? - никак не могла такого знакомого вспомнить, потом только вычислила, 
методом исключения, что это паренек тот.
- А, знаю, кажется. А что случилось?
- Приезжайте, если можете. Он нам отказывается что-либо объяснить, говорит, что только 
вам все расскажет. 
 Приезжаю в больницу, вижу его...
 Выясняется: пытался повеситься из-за того, что украли джинсы!
 Случайные люди еле его спасли!
 Дежурный мне говорит:
- Собственно, можете его взять - опасности для жизни никакой уже нет.
- Ясно, - говорю.
 Привезла я его к себе домой, уложила на диван, напоила молоком.
- Как же я теперь буду жить? - все всхлипывает.
- Ничего, - утешаю его, - скоро, может быть, поеду в Голландию, куплю тем тебе джинсы.
- Голландия - это не фирма! - продолжая всхлипывать, говорит.
 Но все же стал понемногу успокаиваться, уснул.
 Утром положила на стул перед ним записку: "Ряженка в холодильнике, там же сосиски".
 Прихожу с репетиции - его нет. Нет также транзистора "Сони" и колечка моего с 
бирюзой.
 Вот такой еще у меня был жених...

 Пятый
 Но самый замечательный был другой.
 Заметила в самом начале еще спектакля: какой-то тип сидит во втором ряду почему-то с 
забинтованной головой. Вижу с изумлением - тип этот подмигивает мне, головой дергает: 
"Выйди, мол, надо поговорить!"
 Выхожу из служебного подъезда - стоит... Дождь лил как из ведра, так он мне как-то 
намекнул, косвенно, чтобы я его курточку надела... самого слова "курточка" не было - 
точно помню.
 Пришли с ним в какую-то компанию. Физики гениальные, режиссеры. Полно народу, и 
все босиком. Огромная квартира, много дверей, и все занимались тем, что одновременно в 
них появлялись. Мотают головами, говорят:
- А мы тут дураки-и, - ничего не знаем! 
 И потом ходили мы с ним больше по улицам, и он все бормотал, что вот, повесила я на 
двери записку "Стучите сильнее", может для кого это и годится, а он уж как смог 
поскребся, потерся и упал без сознания. Это только слава о нем - мастер спорта, метр 
девяносто, а на деле - тьфу! Снять бы его к чертям с кандидатов всех этих наук, в одну 
лодку положить, другой накрыть - и вниз по течению пустить. Единственное что - это 
деньги. Чего-чего, а деньги уж есть! Только с собой восемь копеек, да еще дома копеек 
шесть запрятано по разным местам. А со мной он, дескать, проститься хочет, - что, мол, 
сижу я перед ним в шестицилиндровом красном "Ягуаре", а он стоит в обмотках, галифе, а 
под мышкой веник...
 И так он все время бормотал, пока мы ходили.
 Однажды только зашли погреться к нему домой. Он усадил меня в кресло, а сам слонялся 
по комнате и стонал. Потом стал говорить, как его женщины безумно любят: вынимал из 
стола пачки писем и в руки мне совал. Совал -  и тут же отнимал. Совал - и тут же 
отнимал. И вдруг увидел на шкафу статуэтку - мальчик с крылышками целует 
фарфоровой женщине пятку. Смотрел, смотрел и захохотал. Минут двадцать хохотал, не 
меньше. Непонятно, откуда у него такие силы взялись, ведь, надо думать, не в первый раз 
статуэтку эту он видел.
 И только раз за все время услышала я от него членораздельную речь. Вышли мы на 
балкон, а внизу под балконом "Волга" стоит.
- Хочешь, - говорит, - плюну на машину?
 И не успела я ничего сказать, как вниз здоровый плевок полетел!
- А чья, - спрашиваю, - это машина?
 Он помолчал минут пять, потом говорит:
- Моя.
 А в прошлую субботу позвонила мне Ленка и говорит:
- У папаши вечером прием, важные гости. Возьми какого-нибудь мужика приличного и 
приходи.
 ...Ну я, дура, и догадалась его взять.
 Пришли, сидим. Светская беседа. И вдруг - звонок. Гости.
 А он бросился к комоду, на нем такие фарфоровые руки стояли, - схватил их, засунул в 
рукава и стал этими руками со всеми знакомиться - по плечу бил, обнимал. Все были, 
конечно, потрясены, но виду никто не подал.
 Сели ужинать. Он руки фарфоровые вынул и по краям тарелки положил.
 Все жуют молча, он заводит разговор:
- Сегодня я наблюдал один совершенно поразительный случай!
 И все. И молчит.
 Наконец один из гостей не выдерживает:
- Простите, так что же это за случай?
 А он:
- Да нет. Не стоит... Слишком долго рассказывать.
 Снова тишина. Все жуют. И снова его голос:
- Я считаю, что каждый интеллигентный человек должен читать газету "Киевский 
транспорт"!
 И все. И опять замолчал. Наконец другой гость не выдерживает:
- Простите, но почему именно эту газету?
 А он:
- Да нет... ничего! Неважно. Долго объяснять.
 И так весть вечер. Потом посадил меня в трамвай и стал со стоном трамвай сзади пихать, 
чтобы тот быстрее уехал, что ли!

 Шестой
 Но это все так, эпизоды. Главное - официальный мой жених, постоянный! 
Познакомились, правда, мы с ним тоже случайно. Молодой человек, воспитанный, 
элегантно одетый, - вышел со мной из автобуса, заговорил... Почему же не поговорить? 
Рассказал, что папа у него академик, недавно купили новую машину... Все обстоятельно. 
Потом говорит:
- Разрешите вам время от времени звонить?
- Ну пожалуйста! - говорю.
 "Телефон, - думаю, - не пулемет, от него зла не будет".
 И здорово, надо сказать, обмишулилась.
 Звонит уже на следующий день и неожиданно сообщает, что говорит со мной из 
больницы, - какие-то хулиганы напали на него в восемь утра, когда он шел на работу, и 
челюсть ему сломали. Хочет, чтоб я к нему зашла, продиктовал список, что необходимо 
купить, и еще "что-нибудь легкое почитать"... Повесила я трубку... Что, думаю, за ерунда? 
Вчера только познакомились - и вот я уже в больницу к нему должна идти. Как-то 
непонятно все... Как-то странно мне показалось: к кому это хулиганы подскакивают в 
восемь утра и ломают челюсти? Потом только, когда узнала его, поняла: ничего 
странного, наоборот, абсолютно в его стиле эта история!
 Приехала я к нему в больницу, встретил он меня, конечно, не в лучшем виде: голова 
забинтована, челюсть на каких-то проволочках, - не в том виде, в каком мужчина может 
понравиться, но это мало его беспокоило. Стал подробно рассказывать, какие косточки у 
него где пошатнулись, потом потребовал у дежурной сестры принести рентгенограмму, 
показывал обстоятельно, где что.
 Дальше. Общаясь с его коллегами по палате, понимаю, что что-то он им про меня 
рассказывал. Хотя что он им мог про меня рассказать - десять минут всего были знакомы, 
- убей меня бог, не понимаю.
 И потом стал он мне звонить по нескольку раз в день, подробно рассказывая, как 
заживает его челюсть, и я почему-то обязана была все это выслушивать.
 Потом новая тема звонков появилась: "Через неделю выписываюсь!", "Через пять дней..." 
Так говорил, как будто всем из-за этого события полагалось от счастья с ума сойти.
- Ну, ты меня встретишь, разумеется?
 "Что такое? - думаю. - Почему? Как вдруг образовалась неожиданно вся эта ерунда?"
 С какой это стати я должна все бросать, идти встречать? Ноги у него работают - дойдет 
сам!
 ...Как-то в семь утра звонит.
- Что такое? - говорю. - Что случилось? Почему ты так рано мне звонишь?
- Есть у тебя какие-либо деньги? - сухо спрашивает.
- Деньги? - говорю. - Есть, кажется, рубль.
- А больше?
- Могу попробовать занять у соседки три рубля. А что такое - ты совсем без денег?
- Разумеется, нет. Просто отцу нужно купить боржом, а сберкасса открывается только в 
девять. Подняться к тебе я, к сожалению, не смогу, выкинь мен деньги, пожалуйста, в 
спичечном коробке из окна.
 Трубку повесил.
 "Да-а, - думаю, - влипла в историю! Какому-то незнакомому человеку в семь утра 
выкидывать деньги в окно, чтобы его отец-академик смог купить на эти деньги боржом! 
Более идиотскую ситуацию трудно придумать!"
 Нет уж, не пойду к соседке в семь утра треху занимать! Хватит и рубля на боржом его 
отцу!
 Слышу, раздался под окном свист, выкинула я ему, как договорились, спичечный 
коробок, - ушел.
 Через короткое время снова слышу его свист. Выглядываю - стоит с обиженным, злым 
лицом. Губы так свело обидой, что даже свистнуть как следует не смог.
- Сколько ты мне выкинула?
- Рубль. А что?
- Ты сама, наверное, понимаешь, что можно купить на рубль!
 "Да, - думаю, - здорово мне повезло!"
- Иди-ка ты, - говорю, - подальше.
 И окно захлопнула. И все!
 однажды сижу во время антракта, еле дышу, - приносит билетерша букет роз!
 Сразу все упало у меня; "Он, идиот... Лучше бы пачку пельменей прислал!"
 И вот встречает меня у выхода, церемонно. Прекрасно сшитый новый костюм.
- Мне кажется, здесь немного морщит... - и с обиженным лицом ждет непременных 
горячих возражений.
 И все! Каждый раз - стоит у входа, как истукан!
 Подружки мне говорят:
- Колоссальный у тебя, Ирка, парень!
 Знали бы, какой он колоссальный!
 Каждый день: стоит, аккуратно расчесанный на косой пробор, непременно держа перед 
собой коробочку тающих пирожных. Приводит в свой дом, знакомит непременно с 
какими-то старыми тетушками, потом под руку ведет к себе.
 У каждого свой стиль. У этого - очаровывать манерами! Чашечки, ложечки - все 
аккуратно. За все время, может быть, один вылетел от меня к нему дохленький флюидик, 
да не долетел, упал в кофе. Кофе попил - и сдох!
 Потом, при расставании, целует руку. До часов уже добрался! Конечно, при его темпах...
 Однажды Ленка меня спрашивает:
- Ну как он, вообще?
- А-а-а! - говорю. - Бестемпературный мужик!
 Но все терпела почему-то. Недавно только произошел срыв.
 Встречает у выхода - пирожный нет! Церемонно приглашает в ресторан.
 Приходим - уже накрыто: шампанское и букет роз!
 "Сейчас бы, - думаю, - мяса после спектакля!"
- Поесть, - говорю, - можно? Дорого?
- Это, - говорит, - не имеет значения!
 А сам небось в кармане на маленьких счетиках - щелк!
 Сидим. Смотрит на себя в большое зеркало, через плечо, и говорит с грустью:
- Да-а-а... Вот у меня и виски уже в инее!
- Какой еще иней? - говорю. - Что за чушь?
 Откинул обиженно голову... Потом стал почему-то рассказывать, какая у него была 
неземная любовь. Она считала его богом, а он оказался полубог...
 Видит, что я его не слушаю, - вскочил, куда-то умчался.
 Тут появляются вдруг знакомые - монтажники наши, из постановочного цеха.
- О, Пантелеевна, - говорят. - Привет! Закурить случайно не найдется?
- У меня, - говорю, только рассыпные... Да чего там, - говорю, - садитесь сюда!
 Приходит мой ухажер - у нас уже уха, перцовка, дым коромыслом. Он так сел, откинув 
голову, молчал. Пил только шампанское, а закусывал почему-то только лепестками роз. 
Видит, что на него никто не смотрит, вскочил, бросил шесть рублей и ушел.
 Но на следующий день снова явился...


2. Он говорил
 Первая.
 Да. У меня с этим тоже хорошо!
 Недавно - звоню одной.
- А куда мы пойдем? - сразу же спрашивает.
- А что, - говорю, - тебе именно это важно?
- Нет, конечно, не это, но хотелось бы пойти в какое-нибудь интересное место.
- Например?
- Ну, например, в ВТО!
- Почему это ВТО? Ты артистка, что ли?
- Нет, ну вообще, приятно провести время среди культурных людей!
 Уломала все-таки - пошли в ВТО.
- Ой! - говорит. - Ну обычная вэтэошная публика!
 Тут я несколько уже дрогнул. Нельзя говорить: "вэтэошная", "киношная". "Городошная" - 
это еще можно. И главное, сидит практически со мной, а глазами по сторонам так и 
стрижет!
- Ой, Володька! Сколько зим! Ну, как не стыдно? Сколько можно не звонить?
 Тот уставился так, тупо. Явно не узнает. Действительно, не понимает - сколько же можно 
не звонить?
- Прямо, - мне говорит, - нельзя в ВТО прийти, столько знакомых!
 Потом стала доверительно рассказывать про Володьку: так будто бы в нее влюблен, что 
даже не решается позвонить, пьет с отчаяния дни напролет!
 Слушал я ее, слушал, потом говорю:
- Иди-ка ты спать, дорогая!

 Вторая.
 Больше всех почему-то дядька с теткой переживают за меня.
- Четверть века прожил уже, а жены-детей в заводе нет! Мы в твои годы шестерых имели!
- Да как-то все не выходит, - говорю.
- Ну хочешь, - говорят, - приведем мы к тебе одну красну девицу? Работает у нас... Уж так 
скромна, тиха - глаз на мужчину поднять не смеет!
- Ну что же, - говорю, - приводите.
- Только уж ты не пугай ее...
- Ладно.
 И утром в субботу завели ко мне под каким-то предлогом, а сами спрятались. Сидела она 
на стуле, потупясь, что-то вязала, краснея, как маков цвет. А я, как чудище заморское, по 
дальним комнатам сначала скрывался, гукал, спрашивал время от времени глухим 
голосом:
- Ну, нравится тебе у меня, красавица?
 И куда она ни шла - всюду столы ломились с угощением.
 Наконец, на третий примерно час, решился я ей показаться, появился - она в ужасе 
закрыла лицо руками, закричала... С тех пор я больше ее не видел.

 Третья.
 Однажды друг мой мне говорит:
- Хочешь, познакомлю тебя с девушкой? Весьма интеллигентная... при этом не 
лишенная... забыл чего. Только учти, говорить с ней можно только об искусстве 
пятнадцатого века, о шестнадцатом - уже пошлость!
- Да я, - говорю, - наверное, ей неровня. Она, наверное, "Шум и ярость" читала!
- Ну и что? - говорит. - Прочитаешь - и будешь ровня!
- Это ты верно подметил! - говорю.
 Подучил еще на всякий случай пару слов: "индульгенция, компьютер", - пошел.
 С ходу она ошарашивает меня вопросом:
- Как вы думаете, чем мы отличаемся от животных?
 Обхватил голову руками, стал думать...
- Тем, что на нас имеется одежда?
 И - не попал! Промахнулся! Оказывается, тем, что мы умеем мыслить. Больше мы не 
встречались.

 Четвертая.
 Встречает меня знакомый:
- Слушай, колоссальная у меня сейчас жизнь, вращаюсь всю дорогу в колбасных кругах. 
Хочешь, и тебя могу ввести в колбасные круги?
 Ввел меня, представил одной. Как-то позвонил я ей, договорился о свидании.
 Приходит - на голове сложная укладка, на теле - джерсовый костюм (на базе, видимо, 
недавно такие были).
 Зашли мы в шашлычную  с ней, сели. Вынимает из кармана свой ключ, уверенно 
открывает пиво, лимонад.
 Приносит официант шашлык. Она:
- Что это вы принесли?
 Официант:
- Как что? Шашлык... Мясо.
 Она:
- Знаю я, что это за мясо! Вы то принесите, которое у вас на складе! Знаю как-нибудь - 
сама работаю в торговле!
 Дикую склоку завела, директора вызвала. Пошла с ним на кухню поднимать 
калькуляцию.
 Возвращается - злая, в красных пятнах.
- Вот так, - говорит, - я уж свое возьму!
 " Ты, - думаю, - наверное, и не только свое возьмешь!"
 Стала она рвать сырое почти мясо, на меня хищные взгляды кидать.
- Посмотрим, - урчит, - поглядим, на что ты способен!
 "Да, - думаю, - ждет меня участь этого мяса!"
- Знаете, - говорю, - я чувствую непонятную слабость. Я должен непременно пойти домой, 
на несколько секунд прилечь... Всего доброго.
 
Пятая.
 Недавно я с отчаяния додумался зайти в кафе. Девушки молодые, одетые модно, у стойки 
сидят.
 С одной попытался заговорить - получил в ответ надменный взгляд.
- Мне кажется, я читаю!
 Ей кажется, что она читает.
 Хотя, в общем-то, разговор их известен. Если двое их - обязательно почему-то говорят, 
что они польки или что они двоюродные сестры. На другое ни на что фантазии не хватает. 
Такой - известно уже - происходит разговор.
- Здравствуйте. Вы кого ждете?
- Не имеет значения.
- А после куда пойдете?
- Неважно.
- А пойдемте ко мне!
- Это зачем еще?
- Чаю попьем.
- А мы чай не любим.
- А что же вы любите?
- Молоко. - Хихиканье.
- И долго вы будете здесь сидеть?
- Пятнадцать суток. - Дикое хихиканье.
 И в этот раз одну такую сумел зачем-то разговорить на свою голову. Сразу же целый 
ворох ненужный сведений был на меня высыпан: как вчера на дежурстве придумала в 
шкафу спать, где халаты; как на свадьбе у брата все гости передрались в кровь...
 И лепечет ведь просто так, явно не различает меня в упор, думает, что я ее подружка 
какая-нибудь.
 Но на следующий день договорились зачем-то с ней встретиться. Почему-то на вокзале 
назначила.
 Прихожу на следующий день - она ждет. Вся замерзла, кулаки в рукава втянула, ходит, 
сквозь зубы: "С-с-с!"
 Тут только сообразил я, почему на вокзале, - она же за городом живет! По болоту 
пробирается, подняв максипальто, до электрички, потом в электричке полтора часа... И 
все это для того, чтобы чашечку кофе выпить, надменно.
 С ней подружка ее. Пальто такое же. А может, одно пальто на двоих у них было, - просто 
так быстро переодевали, не уследишь.
 Смотрит на меня с явной ненавистью. Как-то иначе она, видимо, меня представляла. А 
подружка молча тянет ее за рукав в сторону.
- Ты что? - говорю. - Я же тебе одной свиданье назначил.
- Без Люськи, - злобно так говорит, - никуда! Мне она дороже тебя!
 Рот так захлопнула, глаза сощурила - и все!
- Ну что ж, - говорю, - может быть, в столовую какую-то сходим?
- Да ты что? - говорит. - За кого ты нас принимаешь?
- А что такого? В столовую, не куда-нибудь!
 Пришли, сели. И все. Про меня забыли. Словно десять лет со своей подружкой не 
виделась, хотя на самом деле, неверное, наоборот - десять лет не расставались.
- ...А Сергеева видела?
- Сергеева? Ой, Люська! Пришел, весь в прикиде - ну, ты ж понимаешь!
 Моя-то фамилия не Сергеев! Может, потом они и меня будут обсуждать, но пока моя 
очередь не наступила.
 Вижу вдруг - из сумки у нее кончик ломика торчит, изогнутый.
- А ломик зачем? - спрашиваю.
 Посмотрела на меня - с удивлением, что я еще здесь.
- А что бы жахнуть, - говорит, - если кто-нибудь плохо будет себя вести.
- Слушай, - говорю. - Сделай милость, жахни меня, да я пойду.


3. Они
 В общем, - он говорил, - когда я тебя увидал, я уже в жутком состоянии был! В жутком!
- И я тоже, что интересно, - улыбаясь, отвечала она.
- Да? А выглядела прекрасно.
- А может, мне ничего и не оставалось, кроме как прекрасно выглядеть!
- Сначала, когда я тебя увидал, меня только боль пронзила. Надо же, подумал, какие есть 
прекрасные девушки, а мне все время попадаются какие-то жутковчихи! Потом, гляжу, ты 
все не выходишь и не выходишь...
- А я только тебя увидела, сразу подумала: надо брать! - она засмеялась
- Серьезно, - говорит он. - По гроб жизни буду себе благодарен, что решился тогда, с 
духом собрался. Батон, который все грыз на нервной почве, протягиваю: "Хотите?" И 
вдруг эта девушка, чудо элегантности и красоты, улыбается, говорит: "Хочу" - и кусает.
- А как я бежала сегодня, опаздывала! Ну все, думаю, накрылся мужик!
 Они сидели за столом в гулком зале. Она - немного склонившись вперед, держа сигарету 
в пальцах точно вертикально. Замедляла дым во рту, потом начинала его выпускать.
 Они спустились по мраморным ступенькам, пошли к такси.
 У самой машины она задержалась, перегнувшись, быстро посмотрела через плечо назад, 
на свои ноги.
 Он, уже в машине, придерживал рукой открытую дверцу.
- День добрый! - сказала она шоферу.
- Здрасте! - сказал тот, не оборачиваясь.
 За окном падал мокрый снег.
- Что-то я плохо себя чувствую, - сказал он.
- Да?.. А меня? - сказала она, придвигаясь.
 Машина как раз прыгала по булыжникам, но поцелуй, в конце концов, получился - 
сначала сухой, потом влажный.
-----
- Ну... Есть точно не будешь?
- ...Не точно.
- ...Ты зайчик?
- Практически да.

 Потом он увидел вблизи ее глаз, огромный, с маленьким красным уголком. Он счастливо 
вздохнул и чуть не задохнулся попавшей в горло прядью ее легких, сухих волос.
 И снова - неподвижность, блаженное оцепенение, когда слышишь, как шлепает, 
переливается вода в ванной, и нет сил пошевелиться, привстать.